Лучшие мысли и изречения древних в одном томе - Константин Душенко

Счастье следует просить у бога, мудрость – приобретать самому.

«О природе богов», III, 36, 88

О поразительное правосудие богов! Разве потерпело бы любое государство такого законодателя, который бы внес такой закон, чтобы за преступление, совершенное отцом или дедом, был осужден сын или внук?

«О природе богов», III, 38, 90

Достигнуть ее [старости] желают все, а достигнув, ее же винят.

«О старости» («Катон Старший, или О старости»), 2, 4

Трудно поверить, чтобы она [природа], правильно распределив прочие части нашей жизни, могла, подобно неискусному поэту, пренебречь последним действием.

«О старости», 2, 5

Ни разу я не слыхал, чтобы кто-либо от старости позабыл, где закопал клад.

«О старости», 7, 21

Никто ‹…› не стар настолько, чтобы не рассчитывать прожить еще год.

«О старости», 7, 24

Даже и теперь я не более завидую силе молодых ‹…›, чем прежде завидовал силе быка или слона. Что у тебя есть, тем и подобает пользоваться, и что бы ты ни делал, делай в меру своих сил.

«О старости», 9, 27

Тело от излишних упражнений устает – ум же от упражнения укрепляется.

«О старости», 11, 36

Отсутствием того, чего не желаешь, не тяготишься.

«О старости», 14, 47

Как Турпион Амбивий [известный актер] больше удовольствия приносит зрителям, сидящим в первых рядах, но получают удовольствие и сидящие в последнем, так молодость, глядя на наслаждения вблизи, пожалуй, больше радуется им; но ими услаждается в достаточной мере и старость, глядящая на них издали.

«О старости», 14, 48

[В старости] душа, словно отбыв свой срок на службе у похоти, честолюбия, соперничества, вражды, всяческих страстей, может побыть наедине с собой и, как говорится, жить ради себя!

«О старости», 14, 49

Венец старости – всеобщее уважение и влияние. ‹…› Те, кто блистательно удостоился этих наград, мне кажется, до конца доиграли драму жизни и в последнем действии не осрамились, как бывает с неискушенными актерами.

«О старости», 17, 60; 18, 64

Не всякое вино и не всякий нрав портится с возрастом.

«О старости», 18, 65

Все, что имеет конец, уже недолговечно. Конец наступает – и оказывается, что прошлое уже утекло. ‹…› Какой век отпущен каждому, тем он и должен быть доволен. Ведь актер может иметь успех и не играя от начала до конца драмы, достаточно ему понравиться в тех выходах, какие у него есть; так же и мудрым нет надобности доходить до последнего «Рукоплещите!».

«О старости», 19, 69–70

Молодые умирают, как мощное пламя, на которое обрушились с силой воды, а старики – как догоревший костер, который тухнет и сам.

«О старости», 19, 71

Предел старости не положен, не существует, и жизнь стариков оправдана, покуда они могут нести бремя долга и презирать смерть. Поэтому старость даже мужественнее и сильнее молодости. Потому-то, когда тиран Писистрат спросил Солона, что дает ему силы столь храбро сопротивляться, – Солон, говорят, ответил: «Старость».

«О старости», 20, 72

Если бы кто-нибудь из богов подарил мне возможность возвратиться из моего возраста в детский и плакать в колыбели, то, конечно, я отказался бы и, конечно, не пожелал бы, чтобы меня, как бы пробежавшего все ристалище, отвели бы вспять от конечной черты к начальной.

«О старости», 23, 83

Если я ‹…› заблуждаюсь, веря в бессмертие души человеческой, то заблуждаюсь охотно и не хочу, чтобы у меня отнимали мое заблуждение, услаждающее меня, пока я живу; если же я по смерти ничего не буду чувствовать, как думают некие ничтожные философы, то мне нечего бояться насмешек умерших философов. Если нам не суждено стать бессмертными, то для человека все-таки лучше угаснуть в свой срок; ведь природа устанавливает меру для жизни, как и для всего остального, старость же – последняя сцена в драме жизни.

«О старости», 32, 85

Войны надо начинать с целью ‹…› жить в мире.

«Об обязанностях», I, 11, 35

Войну с кимврами мы вели как войну ‹…› из-за того, кто из противников будет существовать, а не из-за того, кто из них будет повелевать.

«Об обязанностях», I, 12, 38

Надо стараться воздавать каждому по его заслугам; это – основа справедливости.

«Об обязанностях», I, 14, 42

Пусть каждый знает свои возможности и будет проницательным судьей своим хорошим и дурным качествам, дабы не показалось, что актеры проницательней нас. Ведь они выбирают себе не наилучшие, но наиболее подходящие им трагедии. ‹…› Итак, актер поймет это на сцене, но этого не поймет мудрый человек в жизни?

«Об обязанностях», I, 31, 114

Что делать не позорно, ‹…› называть непристойно. (О «зазорных» частях тела.)

«Об обязанностях», I, 35, 126

Люди приносят людям и величайшую пользу, и величайший вред.

«Об обязанностях», II, 5, 17

Те, кто захочет, чтобы их боялись, сами неминуемо будут бояться именно тех, кто будет бояться их.

«Об обязанностях», II, 7, 24

Дело судьи – при разборе дел всегда следовать правде; дело защитника – иногда защищать правдоподобное, даже если это не вся правда.

«Об обязанностях», II, 14, 51

Всякий раз как люди, раздавая, начинают нуждаться в средствах, они оказываются вынужденными забирать себе чужое имущество.

«Об обязанностях», II, 15, 54

Государство больше, чем на чем бы то ни было, держится на кредите.

«Об обязанностях», II, 24, 84

В делах государственных ‹…› ничто жестокое не бывает полезным.

«Об обязанностях», III, 11, 46

Позорное не полезно никогда.

«Об обязанностях», III, 12, 49

Только тот человек вправе зваться свободным, который хоть изредка бывает без дел.

«Об ораторе», II, 6, 24

История – свидетельница времени, свет истины, жизнь памяти, учительница жизни, вестница старины.

«Об ораторе», II, 9, 36

Первый закон истории – ни под каким видом не допускать лжи; затем – ни в коем случае не бояться правды.

«Об ораторе», II, 15, 62

Никто не может быть хорошим поэтом ‹…› без душевного горения и как бы некоего вдохновенного безумия.

«Об ораторе», II, 46, 194

Однажды мне случилось познакомиться с некоторыми греческими книгами под заглавием «О смешном». ‹…› Однако те, кто пытался подвести под это остроумие какие-то научные основы, сами оказались настолько неостроумны, что впору было смеяться над их тупостью. Вот почему мне и кажется, что остроумию никоим образом нельзя научиться.

«Об ораторе», II, 54, 217

Смех исключительно или почти исключительно вызывается тем, что обозначает или указывает что-нибудь непристойное без непристойности.

«Об ораторе», II, 58, 236

Легче всего подвергается насмешке то, что не заслуживает ни сильной ненависти, ни особенного сострадания.

«Об ораторе», II, 59, 238

Чрезмерное наслаждение граничит с отвращением.

«Об ораторе», III, 25

Наибольшая польза обыкновенно несет в себе и наибольшее величие, и даже наибольшую красоту.

«Об ораторе», III, 45, 178

Самое длительное сочетание слов [в ораторской речи] – это то, какое может быть произнесено на одном дыхании.

«Об ораторе», III, 47, 182

Пусть [каждый] ‹…› идет по тому пути, по какому может, ибо если стремиться стать первым, то не позорно быть и вторым, и третьим.

«Оратор», 1, 4

Некоторых женщин делает привлекательными самое отсутствие украшений.

«Оратор», 23, 78

Не знать, что случилось до твоего рождения – значит всегда оставаться ребенком.

«Оратор», 34, 120

Проза ‹…› труднее поэзии, ибо там есть известный твердо определенный [ритмический] закон, которому необходимо следовать, в речи же ничего не установлено наперед.

«Оратор», 58, 198

Сначала в уме намечается мысль, тотчас затем сбегаются слова, и ум с несравненной быстротой рассылает их на свои места, чтобы каждое откликалось со своего поста. Этот намеченный строй в разных случаях замыкается по-разному, но все слова – и начальные, и срединные – всегда должны равняться на концовку.